16 марта 1947 года вышло Постановление Совета Министров СССР о начале проектно-изыскательских работ по Волго-Донскому водному пути. А почти через год Сталин подписал Постановление о строительстве Волго-Донского водного пути.
Зона строительства канала и других гидротехнических объектов охватила территории от Красноармейска (сейчас район Волгограда) до Большой Орловки (Ростовская область). Под затопление пошло 149 хуторов и казачьих станиц. К. И. Смирнов, руководитель рабочей группы проектирования строительства Цимлянского гидроузла института «Гидропроект», писал: «В жаркий полдень 1948 года на малом кургане над Доном стояла группа инженеров с академиком Сергеем Яковлевичем Жуком во главе. Стояла и смотрела на выбранный створ гидроузла и определяла новое место для станицы Цимлянской». Радио, газеты, заезжие лекторы говорили о торжестве человека над природой, о перспективах, которые откроются перед жителями здешних мест, о новых растениях, что зацветут на орошённой земле, всплывали пугающие слова: «зона затопления», «переноска берегов», «эвакуация»…
Интересные статьи
И вот новость: срочное переселение. Завтра же начнётся опись построек. Леса и сады на берегах и островах — рубить. Весной сдать государству «чистое дно». Ростовский «Облархпроект» по заданию облисполкома откомандировал группы геодезистов, геологов, гидрологов, проектировщиков, санврачей, которые планировали улицы новых посёлков у берегов нового моря. В состав комиссий входили и местные жители, которых рекомендовали в сельских советах и правлениях колхозов. «Комиссия, приехавшая описывать наш колхоз, — рассказывает Елена Ивановна Грудинина из хутора Подгорный, — состояла из пяти инженеров и девушки-техника. С ними вместе прибыл секретарь райкома. Они сидели в сельсовете, а по хутору уже понеслось: «Начинается!». Инвентаризаторы разбили хутор на четыре участка, нанесли это на карту параллельными линиями и объявили, что на опись трёхста семидесяти дворов и всех артельных сооружений потребуется не менее двух месяцев, а потом будут оформлены документы и составлен отчёт. Комиссия заходила в каждый двор, хозяева встречали их по-разному: кто доброжелательно, кто — всем своим видом показывая: «Мы здесь хозяева и не позволим себя обидеть». В актах описи было написано, что такой-то гражданин подлежит переселению на другое место в связи с сооружением Волго-Донского водного пути.
Осматривали и обмеряли дома, дворовые постройки, плодовые деревья, причём по специальным таблицам высчитывали: сколько лет строению или дереву. Были случаи, когда хозяева пытались уговорить членов комиссии приписать им в акт то, чего у них и не было». «У нас в хуторе интересный случай был, — дополняет Иван Ефтеевич Худяков, живущий в Цимлянске. — Люди ночью перетащили к себе во двор плетни и постройки от своих родственников, у которых уже прошла комиссия, а кто-то из инвентаризаторов уж очень внимательным оказался, не прошёл у хуторян номер, только позору нахватались». Вспоминают переселенцы и другие факты. Так, например, когда пришло время получать выплату за свои подворья, одни были удивлены, другие разочарованы: владельцам старых, не пригодных к переносу хат выдавали гораздо большие суммы денег, нежели тем, кто имел новостройки, то есть дома послевоенные, крепкие. Недоумение переходило в озлобленность, недовольство, иногда дело доходило до потасовок. Комиссия же объясняла происходящее так: старые дома невозможно разобрать и перенести, и жителям придётся заготавливать стройматериал «с нуля».
Иван Ефтеевич и Любовь Николаевна Худяковы, жившие в хуторе Потайновский семьёй в семь человек, рассказывают: «Переселяли нас осенью 1950 года. Денег за наше подворье мы получили 10 тысяч рублей. Их оказалось совсем мало для переезда: нанимали людей, чтобы разобрать дом, платили за то, чтобы нас перевезли и чтобы вновь возвести-построить дом. Воду приходилось носить из колодца за два километра от дома. А кругом степь, чужие бахчи. Сначала боялись: рядом лагеря заключённых, которые строили посёлок гидростроителей да Цимлянскую ГЭС. Хозяйство мы держали большое: две коровы, овцы, птица — все хотят есть-пить, за всеми нужно ухаживать. Дом ещё не построен, а уже заморозки. Чтобы «набить» дом, надо было смешивать глину с соломой, соломы не было — смешивали с бурьяном из соседней бахчи; а вода покрывалась коркой льда». Станица Красный Яр также попала в зону затопления. Вначале станичникам предложили переселяться в хутор Ясырев Романовского (ныне Волгодонской) района. Но им не понравилось это место: далеко от Дона. На общем собрании жителей решили переселиться в хутор Мокро-Солёный, но потом передумали и выбрали новое место жительства — в хуторе Добровольском Романовского района. По словам И. И. Шеремета, до конца жители Красного Яра не верили, что все станицы и хутора будут переселены, что Дон будет перегорожен плотиной и образуется водохранилище, что вода поднимется до 20 метров. Они говорили, что у «большевиков в носу сыро, чтобы остановить Дон». Но переселяться пришлось.
Переселение проводилось в сентябре-октябре 1949 года. Первым получил акт о переселении И. Ф. Предков. Его дом и сейчас служит — правда, новым хозяевам. Чтобы перевезти дом с пожитками, надо нанимать машину или другую технику. «Рейс от Красного Яра до Добровольского стоил 100 рублей, но техники не хватало, а холода подгоняли станичников, и многие платили по 200 и даже по 400 рублей. До переселения в станице было 223 дома, в том числе здание сельского Совета, противочумный пункт, «Заготзерно», молокозавод, здравпункт, почта, ветлечебница, магазин и другие. В хутор Добровольский перевезены 137 собственных домовладений. 71 семья переселилась в Романовскую, в Цимлянск, Зимовники, Солёновскую и даже в Ростов. Здание школы увезено в хутор Семёнкин. Некоторые дома были проданы», — продолжает Шеремет. Он же записал рассказ своей землячки, Марфы Николаевны Сулацковой: «Когда в 1949 году началось переселение, у меня уже было двое детей. Мы с мужем Владимиром Иосифовичем перевозились на «Шкоде» — очень длинная машина. Нас перевезли и показали место. Там было совершенно пусто, только вбит колышек и написана наша фамилия. Мы на скорую руку сделали сарай из звеньев плетёной лозы, обмазали их глиной и так в нём жили, пока не сделали дом». Когда переселение людей из Красного Яра было завершено, начали перезахоронение кладбища и братской могилы. Это было уже в 1951 году.
В докладной записке заведующего областным переселенческим отделом И. Пластуна от 20 мая 1951 года читаем: «Переселившиеся граждане из зоны Цимлянского водохранилища на новом месте в весенний и осенний период проводили посадку фруктовых и декоративных деревьев во дворах, озеленяли улицы, в 19 населённых пунктах начали закладку парков. Всего за прошедший год посажено… 17 тысяч штук фруктовых и декоративных деревьев. …Переселившиеся колхозы Цимлянского района заложили 90,8 га виноградников». Худяковы отмечают, что, несмотря на близость лагерей, ни воровства, ни убийств не было. А некоторые бараки, где жили заключённые, до сих пор сохранились. Там сейчас располагаются склады Цимлянской ковровой фабрики. А в это же время «морская чаша» приводилась в санитарно-гигиеническое состояние. С шестисоткилометровой линии волнобоя спешно вывозились скотомогильники и людские кладбища. «Стали на колёса» и памятники древности. Развалины хазарского городища Саркел, которые, не будь Волго-Дона, ещё сотни лет лежали бы едва тронутыми, оперативно извлекались со дна. Случалось, из спрессованных временем откосов экскаватор выворачивал двухметровую кость или чёркал, как по камню, по жёлтому огромному позвонку. Иное крошилось ударом неосторожной техники, другое, незамеченное, опять заваливалось песком, чтобы потом уйти под воду.
Согласно инструкции «О переброске станиц и хуторов с затопляемой зоны», порядок выбора нового местожительства был таков: сначала туда должен был выехать председатель колхоза. Созывалось правление и во главе с председателем обсуждало: подходит или не подходит участок. Затем надлежало собрать всех колхозников, чтобы они утвердили голосованием свою новую родину; и уж потом место переселения окончательно закреплялось районным и областным исполкомами. Жеребьёвка обычно проходила у сельского Совета: вывешивали план будущего посёлка, на каждом прямоугольнике – номер дома. Особые номера — для малосемейных, особые — для тех, у кого большие семьи. Каждый домохозяин желал иметь усадьбу над водой. Те, что и раньше жили у берега Дона, доказывали, что имеют на это право, а те, кто жил на буграх, возмущались, что и теперь должны мучаться без воды. Особенно жаркие споры разгорались из-за разлучения с соседями: ведь прожили жизнь бок о бок, стали родными…
Переселение Цимлянской проходило сверхскоростным методом. Новое место для станицы выбрали над обрывами близ плотины. Его рассчитывали показывать туристам и заранее за счёт гидроузла отстроили посёлок гидростроителей — с парками, стадионом, театром. Административные здания были украшены барельефами и колоннами, на широких приморских улицах разбросались коттеджи, каждый с балкончиком, верандой и разбитыми во дворах клумбами. Из ротонды, по замыслу архитекторов, Сталин должен был смотреть на рукотворное море (он, по рассказам местных жителей, обещал приехать на открытие Цимлянского гидроузла, да так и не приехал). Зоя Ивановна Лахмутова вспоминает: «Когда закладывали парк, я вместе с другими молодыми людьми сажала деревья. А поливать приходилось ночью: суховеи, жара не давали это делать днём. Очень боялись заключённых, которые рядом строили Дворец культуры, санаторий и другие объекты (все они в то время были обнесены колючей проволокой и вокруг стояли вышки с охраной). Для переезда выделяли транспорт: заказывай себе хоть машину, хоть трактор. Но это было поначалу. Те же, кто не подсуетился, ехали на лошадях и на быках. Многие дома разбирали, обязательно записывая и нумеруя пластины, из которых они сложены, чтобы там, на новом месте, знать, как обратно собрать своё «гнездо». Владельцам новых домов МТС выделяла специально смонтированные катки, чтобы эти крепкие дома со старого места на новое волочь целиком. Иногда приезжали журналисты, фотографы. Они уговаривали хозяек не убирать с подоконников герани и, улыбаясь, выглядывать из окон. Те видели потом свои фотографии в журналах с подписью: «Казачки-переселенки едут с комфортом». Новым посёлкам разлившаяся донская вода не грозила, но хуторяне по-прежнему закладывали низы-верхи, обводили курени балконами. Для животных вначале делали навесы, а уж потом возводили добротные строения для зимовки. «Новые места обживали с трудом, — рассказывает Иван Ефтеевич Худяков, — приходилось ведь обрабатывать новые поля. В соседней деревне «взлетел» плуг, напоролся лемехом на неразорванный снаряд, благо тракторист остался жив…».
Кумшатская, особенно богатая и живописная, располагалась в устье реки Кумшак — там, где сегодня Цимлянский судомеханический завод. Вот что рассказывает Владимир Иванович Рожков, с 1945 по 1949 год — учитель станичной начальной школы: «Приехала комиссия с топографическими картами. На них указаны места для переселения посёлков. Станичникам рассказали, что место, где находится Кумшатская, будет затоплено водами будущего моря. Далее члены комиссии показали на карте, куда надлежит переселяться. Жители возмущались: ведь там безводная степь, и отказывались ехать. Тогда им предложили написать заявления об отказе, но предупредили, что если станичники предпочитают селиться в другом месте, тогда им не будут выплачиваться подъёмные, пусть переселяются за свой счёт. Самые отчаянные тут же стали разбирать свои дома и искать место на другом, более высоком берегу Дона в станице Красноярской. Постепенно вся станица переехала в два хутора: Сиволобов и Романов, которые настолько приблизились к Красноярской, что вскоре вошли в её состав».
Сухая степь уходила под водяную толщу вместе с норами степных зверьков. Сверху плыли захлебнувшиеся суслики, хомяки, кроты, змеи. Их прибивало к берегам, к плотине, стаи ворон, коршунов и орлов выхватывали добычу. «А мы голыми руками, — вспоминает Владимир Иванович Рожков, — ловим осетров, они пытались, как раньше, пройти в верховья Дона метать икру… Но самое яркое впечатление — под воду ушли старые виноградные подвалы, в которых, по легенде, бывал Пётр I, станица Потёмкинская, бывшая Зимовейская — родина Емельяна Пугачёва. Казаки гутарили о начальстве: «Раз это не пожалели, так чего ж им нас-то жалеть!» На посадку виноградников отправляли всех, от мала до велика. И все с болью вспоминали о тех виноградниках, которые были выкорчеваны или остались на дне моря. Владимир Иванович Рожков рассказал нам о прекрасном сорте «Кумшат» — его выращивали только в наших краях… В книге Н. П. Сивашова «Их истории не будет конца» есть такие сведения: «Прославился наш край ещё и тем, что энциклопедист донского винограда цимлянин Леонид Карлович Гельбрехт при строительстве гидроузла впервые в мировой практике перенёс из зоны затопления всю свою бесценную коллекцию более чем в 500 сортов винограда. На северной окраине перенесённой станицы Цимлянской (ныне город Цимлянск) он основал опорный пункт Всероссийского научно-исследовательского института виноградарства и виноделия. Этот уникальный опыт по переносу в самые кратчайшие сроки ценных сортов винограда с таких огромных площадей никто больше в мире не повторил».
Старожилы вспоминают и о том, что недалеко от станицы Хорошевской был томатоварочный завод. Томаты заливали в специальные бочки и баржами отправляли в Ростов для дальнейшей переработки. Сырьё производилось в придонской пойме. При сооружении гидроузла завод перенесли в Багаевскую: пойма стала дном моря. Исполком областного совета и бюро Обкома ВКП(б) Ростовской области 5 мая 1950 года утвердили Постановление, в котором говорилось о необходимости построить 190 шахтных колодцев для снабжения населения водой. В докладной записке И. Пластуна от 20 мая 1951 года говорится, что «в новых населённых пунктах построено 117 шахтных колодцев. …Дебет воды в новых шахтных колодцах обеспечивает потребность населения». Однако от Л. В. Пименовой и А. Т. Андрияновой, переселенок из станицы Баклановской и хутора Алдобульского Дубовского района, нам стало известно, что в их посёлках пробурили водоносные скважины, а вода в них оказалась непригодной для питья. И воду жителям приходилось возить в бочке на конной тяге из соседних станиц. Причём эти же очевидцы утверждают, что такое положение было и в других станицах. Жителям приходилось копать бассейны для хранения питьевой воды, предварительно зацементировав их. А между тем раньше, по рассказам старожилов, по балкам было много колодцев с чистой водой, много родников. В колодцах вода стояла на расстоянии одного метра от поверхности земли, а теперь, на новом месте — на глубине от 10 метров и глубже, да и для питья она непригодна.
В одной из докладных записок заведующего областным переселенческим отделом говорится: «В 1950 году по Постановлению правительства «Центрсоюз» должен был завезти в Ростовскую область на переселенческое строительство 15 тысяч кубометров леса. Но на 1 января 1951 года Облпотребсоюз завёз в районы внутриобластного переселения всего 1145 кубометров леса, из которого почти половина оказалась непригодной для строительства и восстановления домов». А 21 мая 1951 года И. Пластун докладывал: «…по состоянию на 20 мая 1951 года из 450 хозяйств колхозников, рабочих и служащих, подлежащих переселению, перевезено на новое место 254 хозяйства, или 57% к плану. Восстановлено жилых домов переселенцев 104, остальные находятся в стадии строительства. Образовавшийся разрыв между переносом жилых домов и их восстановлением на новом месте, потому что не достаёт плотников для сборки домов». Конечно же, в докладных не указано, что в станицах и хуторах не было здоровых и сильных мужчин: кто погиб на фронте, кто пришёл израненный. А ведь в большей степени именно в этом кроется причина недостатка плотников, да и вообще рабочих рук…
«На 1 января 1951 года в районах внутриобластного переселения построено 82 км новых профилированных дорог и сооружено 23 км линий связи», — читаем в одной из докладных Пластуна. И вспоминаем свидетельства переселенцев о том, что дороги в то время были плохими: чуть брызнет дождь — не пройти не проехать. Елена Ивановна Грудинина из хутора Подгорного запомнила песню тех лет: От Волги до Дона шумят ковыли, От Волги до Дона пойдут корабли, От Волги до Дона, казачьей реки, Сидят на курганах орлы-степняки. 27 июля 1952 года состоялось торжественное открытие Волго-Донского судоходного канала имени Ленина. От Волги до Дона пошли корабли! А на месте 149 хуторов и станиц, на месте заливных лугов, ковыльных степей и лесных массивов раскинулось Цимлянское море. Грустное послесловие По словам заместителя главы администрации Дубовского района Николая Марковского, ежегодно под водохранилище уходит до восьми метров земли. При сильном северном ветре вода за сутки топит до десяти метров, в результате близлежащие подворья подтапливаются. Укреплять берег нет смысла, убеждён Марковский: укладка 100 метров бутового камня стоит миллион рублей, а береговая линия района растянулась на 40 километров. Выход, по его мнению, — переселение хуторов на более высокие места. Наша исследовательская группа направила свой вопрос о дальнейшей судьбе жителей прибрежной зоны Цимлянского водохранилища губернатору Ростовской области В. Ф. Чубу: Уважаемый Владимир Фёдорович! Во время работы над темой «Переселение со дна моря» о переселении станиц и хуторов со дна чаши Цимлянского водохранилища в 1950-1951 гг. мы обнаружили следующие факты: море постоянно расширяет свои границы. Только по Дубовскому району Ростовской области за время существования водохранилища под воду ушли 27 тысяч гектаров земли; затопление грозит восьми прибрежным хуторам и станицам; до насосной станции, снабжающей водой 40 тысяч человек (два сельских района), осталось шесть метров; берега не укреплены. Практически такое же положение в Цимлянском районе: г. Цимлянск каждый год теряет несколько метров прибрежной полосы, скоро под воду может уйти Приморский парк с его ротондой… В связи с этим просим ответить на вопрос: какова судьба жителей прибрежной территории, какие меры будут приниматься по укреплению берегов? Ведь и Волгодонская АЭС находится всего в пяти-семи километрах от неукреплённых берегов.
Высоцкая Юлия, Сигачёв Вадим, Губаренко Ксения, Попитыч Екатерина, Маёренко Мария, Малахов Дмитрий, руководитель группы Сигачёва Г. В. 9.12.2005.
Автор:Вячеслав Яшкин
«…на опись ТРЕХСТА семидесяти дворов…» Правильно пишется «… на опись ТРЕХСОТ семидесяти дворов…»
Интересно, что Гельбрехт сумел перевезти свою большую коллекцию, а больше никто не смог ничего перевезти. Видимо, все дело в желании, и ни в чем другом.